Бывшего генподрядчика нового стадиона на Крестовском – компанию «Трансстрой» – атакуют со всех сторон: Смольный заявляет о «финансовой дыре», «Зенит» – о 1900 недоделках. Гендиректор «Инжтрансстроя-СПб» Виталий Лазуткин и председатель совета директоров Кирилл Поляков прокомментировали «Фонтанке» многочисленные претензии.
– «Зенит» предъявил около 1900 претензий по качеству работ, уже выполненных на стадионе.
Виталий Лазуткин: – Прежде всего нужно подчеркнуть: мы работали строго по проекту. Во-вторых, производственные недоделки устраняются в ходе строительства в рабочем порядке, это нормальная практика. В-третьих, нас остановили в процессе строительства, часть работ еще не сделана по объективным причинам. Представьте, что вы покрасили две трети стены, а треть осталась непокрашенной, поскольку заказчик остановил работы. А вам вменяют в вину бракованную стену. Вот на стадионе получилось то же самое.
Я внимательно ознакомился со списком претензий. Там, например, много пунктов рабочего порядка: раковина неплотно прилегает к стене, кабель провисает ниже проектной отметки. Разумеется, что на стадии завершения строительства все подобные моменты доделываются.
Кирилл Поляков: – Это все незначительные претензии и рабочая ситуация. Наша система контроля качества своевременно выявляет все отклонения. Производители работ обязаны в отведённые сроки устранять все недочёты. При этом скрытых дефектов на стадионе в принципе нет. Стадион с дефектами и отклонениями от проекта строители не смогли бы сдать, а заказчик не принял бы.
– А протечки и плесень – это тоже незначительная проблема?
Виталий Лазуткин: – Никто и никогда не приступает к отделочным работам, монтажу инженерных коммуникаций и в целом систем внутри здания, пока не закончены работы по кровле и в помещения не перекрыт доступ осадкам. Почему так произошло на стадионе? Тут два объяснения. Во-первых, заказчик обязал нас исполнять такой график: приступить к внутренним работам до завершения работ на крыше. Это решение было принято штабом строительства. Во-вторых, работы по крыше затянулись. Мы уже неоднократно говорили о сложности и новизне конструкции крыши, о проектных проблемах, о том, что это НИОКР, который выполнялся нашими силами и, кстати, за наш счёт.
Крыша протекала в местах примыкания к конструкциям раздвижной кровли. Это так называемые «некратные места» Для этих мест требовалось уточнить проектные решения. Сложность в том, что крыша живет, играет. Мы локальными методами перекрывали протечки, делали водоотведение. Но этим надо было заниматься постоянно, буквально каждую неделю, пока не смонтированы основные системы отведения воды. Например, в прошлом году, как все помнят, крыша ещё не была смонтирована, но таких проблем с подтоплениями не было. Как только мы ушли с объекта, отводить воду перестали, и протечки стали катастрофическими.
– Есть фотографии прорезей в кровле. Говорят, что рабочие затаскивали туда тяжелое оборудование, продавили ее.
Виталий Лазуткин: - Может быть, кто-то из субподрядчиков и проткнул. Тут решение простое: созывается комиссия, которая определяет, кто виновен в причинении ущерба. Далее возмещается ущерб, что предусмотрено контрактом. После разрыва контракта мы передавали объект в течение месяца, освидетельствовали все дефекты. Но на крышу для освидетельствования нас не пригласили. Соответственно, сложности на крыше возникли уже после того, как мы ушли с площадки.
– Смольный говорил еще и о проблемах с гидроизоляцией фундамента. При «Метрострое» под него уже закачали загадочный материал «Капкан», чтобы вода не попадала в нижние помещения.
Виталий Лазуткин: – Для того чтобы не затапливались помещения нижних ярусов, нужно просто нормально эксплуатировать понижающее водоотведение и отводить воду из приямков канализационно-насосных станций на футбольном поле. Как только мы остановили работы, стадион стало подтапливать. Мы поддерживали коллектор и временную систему водоотведения в нормальном состоянии. Плюс не забывайте, что лето было экстремально дождливым.
Сейчас все говорят про плесень. Об этой проблеме мы знали и год назад. И уже год назад мы обязали нашего субподрядчика, который должен был заменить гипсокартон в рамках гарантийных обязательств. Также по графику – в августе – оставалось смонтировать вентиляцию и просушить помещения.
– А еще говорят, что основные конструкции отлиты из бетона более низкого класса, поэтому их пришлось усиливать металлическими прутьями.
Виталий Лазуткин: – Это не так. Исследования показали: из залитых нами объемов к проблемным зонам относилось не более 0,01%. Там, где бетон не набирал прочность, были произведены усиления, конструктивная безопасность многократно проверена. У Ростехнадзора нет замечаний к несущим конструкциям стадиона и к безопасности сооружения.
«Проект меняется до сих пор»
– Получается, что к стадиону много претензий, но «Трансстрой» – не виноват.
Виталий Лазуткин: – Не было полноценного проектного цикла. Проектировать, по моим расчетам, нужно было лет пять. Плюс не меньше года готовить конкурсную документацию. В процессе строительства таких уникальных объектов не избежать риска перепроектирования и появления непредвиденных работ. Но тогда нужно иметь резервы по срокам и бюджету.
Кирилл Поляков: – Проект меняется до сих пор. Простые цифры: из тех работ, которые осталось сделать на стадионе, около 30% не имеют утверждённых, прошедших экспертную оценку проектных решений. По крайней мере, не имели на момент нашего ухода со стройплощадки.
За всю историю реализации проект прошел 6 экспертиз, сменились 3 генподрядчика, 2 губернатора, 6 вице-губернаторов, 3 генпроектировщика. Я уж не говорю о председателях комитета по строительству. Начинали строить одно, заканчиваем другое. Основная проблема, на мой взгляд, заключается в том, что у стадиона нет одного хозяина. «Трансстрой» – лишь наемный подрядчик, который строит то, что ему скажут.
– Вы все время киваете на проект. Возьмем фотографии рельс, по которым в чашу будет закатываться выкатное поле. Там большой перепад по высоте. Это же не заказчик сделал.
Виталий Лазуткин: – Бетонная плита поля имеет проектные допуски до 5 – 6 мм. Вы бетон ровнее не отольете на такой площади. Для того, чтобы вывести ее в ноль, нужны шлифовка и выравнивающий слой.
Второе – рельсы выставлялись на основании геодезических данных. Есть исполнительная съемка, которая подтверждает, что мы сделали все правильно. Наконец, даже если и произошел технологический сбой, то его легко устранить. Это займет одну-две рабочие смены. Кстати, замечания по рельсам нам в дефектном акте не предъявлялись.
С точки зрения технологии, эти претензии незначительные. И специалисты это хорошо знают. Однако на непосвященную публику подобные фотографии – равно как и фотографии с плесенью – действуют драматически. Комитет по строительству пытается отвлечь внимание неискушенных читателей от настоящих проблем стадиона: от собственных просчётов, дефицита бюджета строительства, незавершённого и постоянного меняющегося проекта, отсутствия всех необходимых для строительства документов, до сих пор не заключённого договора с эксплуатирующей организацией и так далее.
Мы сделали самые сложные, трудоемкие инженерные работы, требующие высокой квалификации. Как только мы их закончили, заказчик посчитал нужным расторгнуть с нами контракт, потому что остальное достроить достаточно просто.
Кирилл Поляков: – Мы видим примитивную логику: стадион готов на 85%, значит, давайте оставим убытки на «Трансстрое», а достроим объект силами домашней организации. Однако, когда говорят, что стадион будет сдан 30 декабря, то имеет место некоторое лукавство.
Виталий Лазуткин: – В декабре будут закончены только основные строительные конструктивы, будет сдвинута крыша, доделан фасад, будет задвинуто поле. Комплексная пусконаладка, настройка инженерных систем будут продолжаться и после декабря. Хотя, когда мы работали на объекте, заказчик требовал абсолютно все работы завершить в декабре и не шёл на компромиссы. С домашним подрядчиком все договоренности, очевидно, более мягкие.
«Одни убытки»
– Каков для «Трансстроя» финансовый результат работы над этим проектом?
Кирилл Поляков: – Напомню хронологию. В 2012 – 2014 годах проектно-сметная документация корректировалась, работать в рамках госконтракта было нельзя. В тот период мы вовлекли в стройку 3,5 млрд рублей кредитных средств, которые мы расцениваем как проектное финансирование. Мы сможем подтвердить это не только собственными документами, но и аудиторским заключением. С конца прошлого года инвестировали в стройку еще 400 млн рублей собственных средств. Но наши ресурсы закончились.
Когда новую смету отнесли в экспертизу, она составляла 44 млрд рублей, а когда получили обратно – уже 34,9 млрд. В итоге, подписывая в 2014 году контракты, мы диагностировали убытки в 2 млрд. Этой зимой было принято решение, что для достройки стадиона не хватает 4,3 млрд рублей Это не считая вышеупомянутых 3,5 млрд кредитных средств.
– А возврат тех 3,5 млрд рублей как-то обсуждался? Какие были разработаны схемы? Почему их не стали включать в корректировку бюджета?
Кирилл Поляков: – Мы не раз приходили с предложением, как можно вернуть и свои деньги, и корректно отработать все авансы. Но переговоры закончились ничем.
– Вы будете взыскивать эти 3,5 млрд через суд?
Виталий Лазуткин: – В рамках суда мы пытаемся признать нелегитимным расторжение контракта. Оно будет трактоваться как односторонний отказ заказчика от исполнения контракта. Соответственно, тогда мы будем вправе предъявлять как выполненные работы, так и понесенные убытки.
Мы уже направили иск о взыскании 1,8 млрд рублей, по которым у нас есть исполнительная документация. Мы также планируем взыскать 700 млн рублей подтвержденных прямых убытков и 2 млрд подтвержденных затрат, в том числе на обслуживание финансовых инструментов, проценты по кредиту.
– Что такое «подтвержденные прямые убытки»?
Виталий Лазуткин: – Это содержание объекта – электроэнергия, тепло, проектно-изыскательские работы, охрана, содержание площадки.
В сумме получается около 4,6 млрд рублей. Но это только первая часть претензий. Точную сумму кредитных средств, которые мы инвестировали в 2012 – 2014 годах, сейчас определяет аудиторская компания Dеloitte. После получения заключения будем определять дальнейшую стратегию защиты.
– Смольный говорит о некой «финансовой дыре» в 1 млрд: деньгах, которые бюджет перечислил, но субподрядчики якобы не получили. Откуда взялась эта цифра?
Виталий Лазуткин: - Смольный называет противоречащие друг другу цифры. Стадион – один из немногих объектов в России, затраты по которому полностью прозрачны для заказчика. В течение последних трех лет все платежи проходили через управляемый счет. Заказчик согласовывал затраты генподрядчика с помощью электронного ключа к банковскому счёту. Субподрядчики до третьего колена согласовывали списание средств с комитетом по строительству. У заказчика есть вся информация для анализа затрат по проекту. У нас есть документы на все платежи.
«Стратегии закрыть компанию нет»
– Сейчас у вас есть еще один контракт со Смольным – на строительство депо «Южное» за 6,6 млрд рублей. Как вы думаете, этот контракт также будет расторгнут?
Кирилл Поляков: – Депо «Южное» строит ООО «Трансстрой Запад», компания, которая на стадионе не работала, и соответствующие проблемы её не коснулись. Сейчас мы строим по графику. Однако и по этому объекту есть проблемы с авансированием. Но если не вмешается политический фактор, то мы достроим объект в контрактные сроки.
– Как вы прогнозируете, «Инжтрансстрой-СПб» обанкротится?
Кирилл Поляков: – Стратегии закрыть компанию нет, будем искать коммерческие заказы.
– У вас есть долги перед субподрядчиками. Сейчас кто-нибудь подаст иск о банкротстве – и к нему сразу присоединятся десятки компаний.
Кирилл Поляков: – Цифры показывают иную ситуацию: нам должны 1,955 млрд рублей, мы должны 668 млн. Почувствуйте разницу.
Виталий Лазуткин: – Мы сделали чудо, построив почти 90% стадиона при постоянно меняющемся проекте и ценах, зафиксированных еще в 2013 году. На нашу часть пришлись самые сложные и уникальные работы, аналогов которым в мире нет.
Беседовали Андрей Захаров и Антонина Асанова,
«Фонтанка.ру»
